На заседании секции «Социально-политические аспекты коммуникации» живой интерес вызвало сообщение гостьи из столицы Королевства Швеция Людмилы ТУРНЕ — литератора и переводчика, главного редактора научно-публицистического альманаха «Русское поле». Тема выступления г-жи Турне — «Тенденции речевой коммуникации XXI столетия как угроза национальной самобытности России». После завершения первого дня работы конференции наши корреспонденты побеседовали с докладчицей.

Сибирь дарит мне вдохновение

— Людмила Александровна, мы знаем, вы прилетаете в Красноярский край каждый год. Где успели побывать за последнее время?

— О-о! Долго придётся перечислять. Вот некоторые пункты… Спускалась в одну из шахт Норильска на глубину 500 метров, летала на вертолёте на северный остров Липатникова, бывала в селеньице Бахта, где всего около трехсот жителей… Туруханск, Енисейск, Лесосибирск, Дудинка, Игарка… Только что вернулась из небольшого села Гляден Емельяновского района, меня пригласили туда на праздник, посвященный завершению уборочной.

— А что вас тянет в Сибирь, в глухомань?

— Какая глухомань?! Это — простор! А тянет сюда многое. Люди, новые встречи, старые друзья. Морозы. И природа. Я просто влюблена в эту землю. Она даёт мне новые силы и вдохновение.

— Почему вы вдруг решили поговорить с россиянами о разговорном русском?

— Понимаете, в любой стране, в том числе и в России, в каждом её регионе, есть перечень особо охраняемых объектов, ибо от их жёсткой охраны зависит национальная безопасность государства и людей, живущих в нём. Но когда речь заходит о таких объектах, мы обычно представляем себе химические заводы, нефтехранилища, космодромы, АЭС, институты со штаммами страшных вирусов, гидроэлектростанции, военные арсеналы, в которых находятся сотни тонн снарядов. И не думаем, что среди объектов, подлежащих тщательной охране, находится и русский язык. Он является не только исторической и культурной ценностью, но и объектом системы национальной безопасности, со всеми исходящими отсюда последствиями. И от того, насколько тщательно он оберегается, зависит нравственная безопасность целой нации, а значит, и каждого отдельно взятого её представителя.

Вербальная отрава

— Вы намекаете на засорение языка инородными словами?

— Всё гораздо опаснее и сложнее, на мой взгляд, потому что при этом происходит искажение модели мира, заложенной структурой родного языка, и навязывание чуждой модели мира, порождающей определённые типы поведения, как правило, отрицательные.

Речевые конструкции действуют на человеческое сознание специфически. Приведу распространенный пример: никогда в русской речи не было слова «киллер». Всегда говорили — «наёмный убийца». И в этом словосочетании был заложен ясный смысловой образ, формировавший отношение к человеку. Отношение, разумеется, отрицательное. Незаметно, но активно в речь россиян было внедрено понятие «киллер», которое у русского человека не пробуждает смысловых ассоциаций. И вот уже вполне привычно звучит — «профессиональный киллер». Звучит даже уважительно, будто это обычный профессионал — как плотник, обувщик или доктор.

Конечно, языковое богатство, выраженное в русской классике, неуничтожимо. Оно — константа. И хранилища этой константы — книги. Но в данном случае речь идёт о живом языке как о форме общения. И тут — беда!

В качестве доказательства приведу загадку, которую я задаю разным аудиториям… В центре одного из городов я записала буквально минут за пять бросившиеся мне в глаза вывески. Но сначала я всегда даю подсказку: в этом городе на Театральной площади стоит памятник Аполлону, на противоположном берегу известной всем реки находится монумент «Бык, похищающий Европу». На одной из самых оживленных улиц этого большого города можно увидеть композицию «Бременские музыканты», на другой стоят огромные скульптуры двух жирафов, в небольшом уютном скверике можно увидеть «трио» слонов… Люди, услышав это, начинают перечислять самые разные европейские города и утверждаются в своём мнении, когда слышат названия вывесок, записанных мною… Hаute Couture, Sushy Terra, Orchestra, United Colors of Benetton, Mary Stone, Star Travel, City Hill, Country Mexico, Irish Pub. Harat’ Pub, Eurostyle, Sycke Royal… Это далеко не всё, что можно было увидеть, буквально не сходя с места, а только вращаясь, что называется, вокруг своей оси. В какой же стране я находилась, спрашиваю я, в какой части света?..

Всё это можно увидеть в центре… Красноярска. Окончательно «добили» меня три вывески — Ledi Sharm (именно так и написано — Ledi), Бутик «Хозтовары», «Шторный бутик», «Винный бутик» и «Плезир. Свадебный бутик». Ни в одной стране я не встречала подобного лингвистического «винегрета»! Почему же мы, россияне, потчуем друг друга таким блюдом? Это же вербальная отрава.

Разговорный язык — это хлеб нации. Хлеб можно испечь ароматным, сытным, вкусным, приносящим радость и утоляющим голод, а можно такое тесто замесить — с золою, полынью и лебедой, что калач, испечённый из него, в горле комом станет. Языковая культура и язык как её основа — это тоже пища. Она может духовно насытить. И она может отравить бездуховностью. Вот именно это — отравление бездуховностью с помощью создания уродливых лингвистических «постряпушек» — всё чаще можно встретить в нашей действительности, причём за рубежом тоже, не только в России.

Мерчендайзеры и бойфренды

— Но мы-то наверняка всех «обогнали», создав язык, который называем русским, хотя он ничем не напоминает «великий и могучий» язык россиян.

— Вот это-то меня и тревожит. Бойфренд, шопинг, паркинг, дайвинг. Тренды, трэш... Адреналин! Драйв! Экшн! О’кей, пати как всегда в прайм-тайм. На ланче и перетрём проблему. Мерчендайзеры, провайдеры, хэндмейкеры, спичрайтеры, риэлторы… Или другой вариант: наезд, зачистка, разборка, забить стрелку, откат, подельники, менты… Я где-то читала, что около 5000 слов из лексикона уголовников вошли в обыденную и даже официальную речь. Телеэкран приучил нас к насилию: уже и 20 трупов за минуту никого не удивят. Точно так же нас приучают к искажённому языку общения, к блатным песням и к мату. По сути, обществу навязывается криминальная субкультура. Идёт всеобщая «лингвистическая бандитизация» России, ибо слово формирует сознание, а сознание формирует жизненные установки. Ведь иногда слова одного корня — совсем не родственники. Сравните: братья, братцы и братки.

Кто-то скажет – пустяки. Нет, не пустяки: мы переживаем большую национальную трагедию, практически при всеобщем попустительстве и равнодушии. Индивид, коверкающий русский язык, социально опасен. Это не моё открытие. Оно сделано давно. «По отношению каждого человека к своему языку можно совершенно точно судить не только о его культурном уровне, — утверждал Константин Георгиевич ПАУСТОВСКИЙ, — но и о его гражданской ценности. Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку. Человек, равнодушный к родному языку, — дикарь. Он вредоносен по самой своей сути, потому что его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа».

А средства массовой информации, распространяющие суррогат русского языка, вредоносны особенно, ибо формируют такое языковое пространство, которое трудно оправдать даже филологическим термином «узус». Тут более подойдет эмоциональное восклицание: «Ужас!».

В современной России мне иногда требуется переводчик, иначе не понять, о чём идёт речь. Я и не хочу постигать такой русский, но приходится — чтобы не попасть впросак и не ляпнуть фразу или слово, которые теперь имеют неприличный смысл. Такой случай у меня был со словом «блин». Я долго не могла взять в толк, почему в России оно звучит так часто. И на столе блинов нет, и никто их не собирается печь. Потом друзья мне объяснили тайну столь любимых мною русских блинов. И мне стало обидно за блин. Так опошлить прекрасное слово… Зачем? Если мы и дальше будем равнодушно взирать на то, что творят с нашим языком, процесс может стать необратимым.

— И что же вы предлагаете, Людмила Александровна? Что делать-то?

— Я тоже не раз задавала себе вопрос: что делать? Со СМИ бороться бесполезно, читать нотации народным массам — тоже. Поэтому надо начинать со школы, воспитывать иное поколение россиян, качественно иное. Надо коренным образом менять стиль преподавания русского языка в школах. В основу, мне кажется, должны быть положены диктанты. А чтобы ученики их не боялись, за них не надо ставить оценки. Надо исправлять ошибки, разбирать их и снова писать тот же текст, прежде чем пойти дальше. Прививать вкус к словам, учить слышать слово и фразу. Мне могут возразить методисты. Но мы же видим результат современных методик: он плачевен. Языком не надо мучить, его надо вливать в учеников, воспитывать в них жажду знаний и гордость: мы — русские! Вот какая простая и одновременно сложная методика нужна. И прежде всего, следует добиться, чтобы количество часов на русский было увеличено. Может, тогда приверженцы «месседжей», «транспарентностей» и «саммитов» откроют для себя родной язык без этих примесей и полюбят его.

Гостью расспрашивали Людмила ВИНСКАЯ и Татьяна ПОПОВА