Человеческая память – своенравная вещь, подчинить ее своим желаниям в отдельных случаях бывает невозможно. Парадокс заключается в том, что люди с трудом запоминают сложные формулы, даты, числа, а вот конкретные события врезаются в память сами по себе. Навсегда. Может быть, ты не хотел бы этого запоминать, но невольно выучил наизусть. Твоей памяти это угодно.

Я почти не помню того лета: все дни были похожи друг на друга, кроме одного. Стоял жаркий август. Кухня, залитая утренним солнцем. Наш завтрак с бабушкой. Она уже давно встала, аппетитно накрыла на стол, я, еще не совсем проснувшаяся, наливала чай.

- Захвати маслице! – попросила бабушка , нарезая свежий, еще теплый, хлеб.
Мы сели за стол.
- А что не включаем то? – бабушка потянулась к телевизионному пульту.
В этом не было ничего необычного: она всегда любит, когда телевизор тихо бурчит. На загоревшимся экране появилось лицо диктора.

Утренние новости.
- Я сегодня должна заплатить за квартиру… и наверное, надо на базар сходить… - размышляла бабушка вслух.
- Вместе пойдем?
- Хочешь вместе? Давай, - она отхлебнула чаю.

Вдруг я мельком взглянула на экран.
- Бабушка, сделай погромче!

В речи диктора не было ни одного эмоционально окрашенного слова, я где-то читала, что так и должны делать профессионалы. Через монотонную интонацию я уловила страшный смысл. Два самолета. В Москве. Они взорвались в воздухе, с интервалом в пять минут. Пассажирские самолеты. Бабушка громко ахнула. Я помню слова в репортаже: «теракт» и «списки жертв будут известны позднее».
Мы молчали. На экране сменилось изображение.

Зазвонил телефон. Соседка звонила бабушке.
- Да, Томочка, видели..- голос растерянный, - нет, не дома, в Москве Леночка наша….
Моя мама стюардесса. Первая мысль, после услышанного, была о ней. Бабушка положила трубку, посмотрела на меня.
- Да нет… Ба, ведь не мамина авиакомпания!
- Москвичи… у них там самолеты часто меняются… Уже и Тамара подумала…
- Не надо ничего думать пока…

Я вспомнила мамины слова: «В понедельник в командировку в Москву, оттуда будем летать за границу, назад через неделю». Мне стало холодно.
- Ну, ведь не могло же… - бабушка смотрела на меня.
- Конечно, нет.

Я стала убирать со стола, перед глазами всё еще стояла схема падения самолетов в море. Потом к нам заехал мой дядя. Я была у себя в комнате, но слышала каждое слово:
- Мам, Лена-то сейчас где?
- В Москве. Мы утром как услышали, у меня аж сердце задрожало, - бабушка всхлипнула, - Господи, сохрани!
- Вам бы сообщили, если бы что-то с Леной случилось. Плохие новости быстро распространяются.

Потом дядя зашёл ко мне. Я не помню, о чём мы говорили, я ждала вечера. И вечернюю сводку новостей. День тянулся. Вестей от мамы не было. Бабушка осталась дома. Она смотрела в окно. Я вышла на улицу. Странно, погода была безоблачной. Люди улыбались, они или не знали, что случилось, или не хотели знать. А я не хотела думать. Моё воображение обязательно бы начало рисовать мне страшные картины. Я просто шла.

В раннем детстве, когда я спрашивала, не может ли самолет упасть, старшая сестра просила «не говорить глупостей»:
- Наша мама летает, всё надежно и безопасно. Работа как у всех. Мамы часто не бывает дома, она зарабатывает деньги, летая по разным странам, - так всегда говорила Соня.
Однажды меня напугали подруги во дворе, тем, что самолеты, падая, разбиваются вдребезги. Заплаканная я прибежала домой. Мама только улыбнулась и обняла меня:
- Со мной никогда не случится плохого. Управляет самолетом очень умный летчик, он никогда не допустит, чтобы что-то случилось.

С бабушкой я не делилась своими детскими страхами: она и без того всегда нервничала.
- Двадцать лет ты уже, Леночка, летаешь, - как-то подсчитала бабушка, слегка прибавив, - душа моя неспокойна все двадцать лет.

Но эти разговоры прекратились. Я свыклась с тем, что мамы часто нет, что кто-то, услышав о маминой профессии, может сказать «глупости» о самолетах, что это просто работа.

Я пыталась вспомнить былые утверждения, но заветное «с мамой всё в порядке» не шло на ум. Я подумала, сколько людей сейчас в панике. У каждого из погибших была своя судьба, своя жизнь. И неважно, о чем ты думал, какие планы строил. Для тебя жизнь закончена. А для твоих близких закончена жизнь с тобой.
Сработал взрывной механизм – свершился злой рок. Кто-то захотел, чтобы этих людей не было.
Мама! Мне захотелось услышать ее голос. Просто, чтобы убедиться в ее существовании. Я вернулась домой.

Вечер. Я уверена, что бабушкины глаза увлажнились ни раз за этот длинный день, но она держалась. Держалась, ради меня, не выдавая своего беспокойства.
- Новости начались, - позвала бабушка.
Репортаж был чёткий, ни одного лишнего факта. Ведётся следствие, президент пообещал материальную поддержку семьям погибших…

Список. На красном фоне белыми буквами. Мелко. В алфавитном порядке. Целые семьи погибли в этот день, маминой фамилии не было. Я прочла всё в слух.
- Слава Богу! – тихо сказала бабушка.
Я обернулась. Не могла сдержать улыбки облегчения, хотя нельзя радоваться при чужом горе. Мы обнялись с бабушкой и молча досмотрели новости до конца. Ночью был телефонный звонок от мамы:
- Только что прилетела! У меня всё в порядке, как вы?