Морозное зимнее утро. Илья вышел на улицу, вдохнул. Ясно, свежо, просыпающееся солнце еще невысоко над горизонтом. Как снежные дюны, украшают двор сугробы.

Его приподнятое настроение смешивалось с оптимизмом, превращаясь в энтузиазм: найти бабочку! Целый зимний месяц он мечтал об этом. И бросился, наконец, в поиски. «Зимняя бабочка редка, но возможна»,- решил Илья. В поисках представлял ее, трепещущую, яркую, живое лето посреди зимы.

День встал, а солнце скрылось за свинцовой небесной завесой. Город проснулся, в одеяле смога исчезла свежесть, она смерзлась в обжигающий холод. Он искал на поседевших ветках деревьев, всматривался в витрины магазинов, и даже у теплого озерца на окраине города, у горячего источника. Не находил. Чем дальше забирался в поисках, тем становилось холоднее.

Уныние прокралось в душу, проснулось одиночество – нет их для него, нет бабочек! «Ну какое зимой лето? Какие еще бабочки в снегах?» – грустно думал Илья. Продолжающийся день добавил уныния и грусти. Разразившийся снег с дождем расквасил сугробы, по грязно-серому он остановился у стены огромного завода. Прикоснулся ладонью к неровному бетону, холодному и высасывающему тепло, как все поиски, всё потраченное время. Уткнувшись глазами в слякоть под ногами (мог в небо – та же серость, ничего бы не изменилось), побрел вдоль стены.
Близоруко щурясь, взглянул вперед. Идет кто-то, или показалось… «Не кажется и не идет», – махнул рукой и погрузился в себя.

* * *
Кристина проснулась поздно. Родители ушли по делам, тихо дома. Она долго не открывала глаза, ожидая, что солнце за окном будет такое же, как в последнем сне: большое, яркое и теплое. Наконец, открыла, обнаружилась в кромешной тьме, как ночью. Вскочила с кровати, растворила плотные шторы. Уверенная, что сейчас уже точно…

Плотная облачность не позволяла светилу объявиться даже слабеньким зимним глазком. Она ходила по магазинам подарков. Праздничность и приятная музыкальность не радовала. Хотелось света солнца, гладящих прикосновений его нежных лучиков.
Закончив с подарками, она просто шла вперед, сменяя улицы, куда-то поворачивая, где-то останавливаясь. Висящая в воздухе дымная гарь, неприятные мокрые снежинки, падающие на руки, лицо, сгущающийся холод – отражали во внешнем мире ее переживания. С братом так не ссорились с раннего детства. Все-таки детские ссоры, тем более семейные, это непродолжительная условность, а потом за большим-большим мороженым закрепление серьезного «мирись-мирись, и больше не дерись!». Сейчас месяц ссоры отдалял от него, были как чужие. Все холоднее. Солнца не было.

Ощетинившееся облезлыми трубами туловище завода исказило, съело горизонт. Вид заводской стены едва не вызвал слезы.
- Ни солнца, ни тепла, - прошептала она, обреченно побрела вдоль бетонной бесконечности.
Из переживаний выдернуло столкновение с прохожим.

* * *
- Кассандра! – Воскликнул удивленно Илья.
- Е́лен… - пробормотала еще не пришедшая в себя Кристина.
«Кассандра» и «Е́лен» они с детства. Простенькая история повзрослела в сложный миф, он отсмеялся над ее шепелявым «Каффандва», а она над почти женским «Елен». Кристина старше на год, а они все равно считали себя близнецами.

День брел к выходу в сумеречную полутьму. Брат и сестра долго не могли поверить в возможность такой встречи, когда, казалось, уныние их победило.
- Ты здесь… - Начала она. Прервалась.
- Да, я так… гулял просто, - махнул рукой Илья, отвел взгляд на мимолетно вспыхнувший у кромки неба глазик солнца.

Вопросительно посмотрел на нее.
- А я подарки покупала, - сказала она. – И тебе есть!
- Мне?! – Илья развернул яркую, со снежками и елочкой, упаковку.

Осторожно вытащил из коробочки большую бабочку хрупкой сложной конструкции, бархатные крылышки качались с движением тельца.
- Ты этих бабочек, маленьких таких, весь месяц в тетрадях с чертежами рисуешь, на полях, - улыбнулась Кристина, - я подумала и рискнула!
- Да, я тоже, - засуетился Илья, достал из сумки через плечо ее любимого оранжевого цвета футляр с маленьким зеркальцем на самодельной ручке, с веселыми желтыми, с голубыми переливами на краях, лучиками. Солнышко с зеркалом посередине.
- Чудеса… - прошептала Кристина.
- Холодно, и зима не солнечная какая-то… - смущенно сказал Илья, про себя радуясь, что и в ссоре, они, оказывается, были внимательны и замечали такие важные и теплые детали.
Он радовался лету, крохотными лапками нежно щекочущему душу, трепещущему в груди. Сердце Кристины согрелось душевным теплом от нежданной, удивляющей встречи.
Снег усилился, дождя в нём стало еще больше. Серое небо угасало в черное, стихала городская суета.
- Пойдем, Кассандра. Поздно, папа с мамой уже заждались, - сказал Илья.
Кристина ответила Е́лену кивком, и, взявшись за руки, пошли сквозь город назад. К месту, где всегда тепло, и желающему – вечное лето. Домой.

* * *
Вечером потеплело. Дома они очутились в мире, заканчивающем приготовления, в кульминации предпраздничной суеты. Мама украшала стол, папа развешивал шарики. Веер манящих запахов подталкивал к столу, дразнил и завлекал. Успокаивала тихо играющая музыка.
- Какая ты красивая! – Кристина подбежала к маме, обняла.
- Отлично выглядишь, - с улыбкой пожал руку папе Илья.
- Вы так долго, мы волновались. Скорее умывайтесь, и за стол, - согрела детей заботливостью мама.
- Помирились все-таки? – спросил наблюдательный папа.
Илью внезапно поразила простая истина: «И правда ведь!» Хихикнула Кристина.
- Нарочно не придумаешь! – засмеялся он.
Кристина с радостным вздохом обняла брата.

* * *
- Спокойной ночи, Кассандра.
- Спокойной, братик.
Праздничные сны их были чистыми, спокойными. В его – летали бабочки в летних садах. Ее грели неугасающие, как тепло мамы, лучи солнца. Дом засыпал в уюте и гармонии.