«Наличие в тексте двух антагонистичных точек зрения, которые являются причиной всех возникающих коллизий, ещё не даёт нам права называть произведение полифоничным». Слабо выдать такое разом в импровизационном порядке? А это совершенно обычный тезис для К.В. Анисимова, преподавателя кафедры русской и зарубежной литературы Института филологии и языковой коммуникации. Достаточно побывать на одной лекции, чтобы убедиться в его невероятной компетенции и таланте. Сейчас он редактирует сборник статей «Сибирский текст в сюжетном пространстве русской литературы», над которым также трудятся литературоведы Москвы, Екатеринбурга, Барнаула, Томска и других городов. С Кириллом Владиславовичем мы беседовали как с преподавателем, литератором и просто хорошим человеком об образовании, книгах и жизни.

– Почему Вы посвятили себя именно литературе?
– «Посвятить» – очень уж пафосное слово. Ведь речь идёт о профессии. Вообще, я чем больше живу, тем сильнее понимаю, что чисто прагматическая студенческая идея, обычно возникающая после получения образования – идея выбора профессии – не всегда срабатывает. Огромное количество вещей мы в жизни не выбираем: родителей, родину, язык… И определение со специальностью – это не решение, похожее на принимаемое в магазине, когда делаешь покупку – и всё. В нашем случае получается встречное движение: ты к профессии, и она к тебе. Я не то что стремился заняться литературой – я вообще не стремился! Дети мечтают о будущей должности, а меня такие мечтания никогда не посещали. А если говорить не только обо мне, то человек должен определиться: он хочет себя всю жизнь ломать или в итоге связать себя всё-таки с тем, что ему больше всего нравится. На самом деле я не раз пытался отойти от той деятельности, которой занят сейчас, и у меня нигде больше удачно не сложилось. Тогда стало понятно, что пытаться обмануть эту «безвыборность» в жизни бессмысленно – нужно делать то, что у тебя лучше всего получается.

– Можно узнать жизнь по книгам?
– Конечно, нельзя. Тут всё тривиально: пока не пройдёшь свою драматическую дорогу жизни, ты будешь совершенным ребёнком. Но с другой стороны: а можно ли тогда жить без книг вообще? Ну, наша страна сейчас пытается так делать. Понятно, что это тупик. Можно относиться к книжному опыту как к затуманиванию представления о реальности, однако это совершенно неверно. Развитие любой цивилизации всегда сопровождалось выработкой книжного знания. Которое не противостоит эмпирическому опыту, а естественно дополняет и систематизирует его. Поэтому любое разделение культуры и жизни искусственно и бессмысленно.

– Говорят, что СССР был самой читающей страной. Есть мнение, что из-за дефицита развлечений – заняться было нечем. Как Вы считаете, так ли это?
– Да, прагматически это так: досуг не изобиловал разнообразием. Однако приведенное вами утверждение всё же нуждается в огромном количестве проверок, доработок, пояснений: что читали, кто читал. Поэтому здесь всё неоднозначно. Ведь издавалось громадное количество идеологического, партийного хлама, а о целых этапах развития истинной литературы наш человек не имел никакого представления. Но всё же значительная доля правды здесь есть. Ведь Россия – страна, воспитавшая культ художественного слова, особое представление о роли литературы. И сегодня миссия русской словесности подвергается мощным проверкам, испытаниям на прочность: современная цивилизация вырабатывает отношение к слову как к тому, что можно повернуть так и сяк, вложить любой смысл или вообще его не вкладывать. Это проблема очень значимая. Ведь если представить себе русскую историю на протяжении почти тысячелетия и взять из неё лучшее, то мы получим, по преимуществу, одну литературу. Достижения во всём остальном появляются только на поздних этапах. Словесностью же создавался отдельный, параллельный действительной реальности, но при этом очень яркий, самобытный мир. Так что вопрос о чтении в СССР – это всего лишь частный аспект этой фундаментальной особенности русской культуры. Не зря только мы говорим «литература и искусство». Первое у нас на особом счету.

– В упомянутые нами времена были популярны «пролетарские писатели». Почти всегда их книги низкокачественны – с точки зрения нашего современника, но тогда это явление было требованием момента (или правительства?). Сегодня время требует историй успеха. Поэтому сейчас самые популярные авторы – мажоры и миллионеры. Всегда возникали группы, которые создавали актуальную, но часто сомнительную литературу. К ней можно относиться серьёзно?
– Нельзя в данный, конкретный момент. Но по прошествии времени она приобретёт своё, удивительное значение. Но не как эстетическая реальность (ведь ерунда так и остаётся ерундой), а как исторический источник. Критик Евгения Колтановская в начале двадцатого века, характеризуя своё время, говорила, что складывается впечатление, будто сейчас пишут все. Сейчас эта историко-культурная ситуация повторяется. Но это нормально.

Дурость – такая же традиционная составляющая любого периода, как и утончённый ум. В этом смысле для будущих историков подобные опусы будут чрезвычайно полезным подспорьем в составлении полноценной картины нашей жизни. Ведь от неё сегодня не остаётся архивов. Современный человек не оставляет рукописей. Письма – емэйл, дневники – блоги. Всё это не сохраняется. Поэтому печатная продукция низового звена словно занимает ту нишу, которая позже будет показывать состояние ума, души простецкого человека. А человек этот часто, к сожалению, считает обращение к классикам пустой тратой времени. Это беда.

– К вопросу о классике. Любовь студентов к ней из года в год крепнет или остывает?
– Мой опыт преподавания – слишком уж небольшой участок времени, в его рамках заключение такого рода сделать было бы сложно. Тут нужно мерить поколениями. А вообще вопрос имеет внутренний философский подтекст: нужно ли в принципе современному молодому человеку читать серьёзные тексты? Не интереснее ли и выгоднее жить развлечений ради? Проблема эта не решённая. Потому что современная действительность невероятно актуализировала вопрос об отношении к традициям, тому, что всегда было классикой. В российской истории разрывы между историческими периодами всегда драматичны и глубоки. У современников часто складывается впечатление ненужности накопленного опыта. Вспомните футуристские лозунги, которые призывают очищать корабль современности от ветоши прошлого. Сегодня лозунгов нет, но следование этой идее довольно часто встречается.

– Ваше красноречие на занятиях – результат целенаправленной работы?
– Я считаю, что особое красноречие мне не присуще. Вообще же руководствуюсь в первую очередь тем, чтобы адекватно донести материал до слушателей. Вижу литературу в себе, а не себя в литературе. Информативность – для меня самое важное. Но с другой стороны, серым, скучным, бюрократичным языком о литературе говорить нельзя.

– Это, кстати, проблема многих монографий.
– Да, но далеко не у всех... Читая многих исследователей, удивляешься колоссальному лексическому богатству их речи. Изучающий должен быть равным или стремиться стать равным объекту изучения. Я бы особенно отметил наших классиков. Таких, как Михаил Михайлович Бахтин, который сформировал свой самобытный терминологический аппарат. Лотман, Топоров – читая их статьи, можно получать не только интеллектуальное, но и языковое эстетическое удовольствие.

– Вы занимаетесь изучением научных трудов даже тогда, когда студенты готовятся к ответу на экзамене. Возникает впечатление, что всё Ваше время уходит только на работу. Это факт или иллюзия?
– В занятиях наукой, на мой взгляд, существует такое правило: нужно практиковаться каждый день. Но ни в коем случае нельзя предаваться фанатизму и бросаться в постоянные длительные мозговые штурмы. Иначе на выходе получается некачественный результат. А систематические каждодневные занятия очень дисциплинируют. И это совсем не сложно: уделить внимание одной десятистраничной статье в день. Со временем накапливается приличный багаж. (Кстати, из этого правила вышла такая статистика: кандидатскую диссертацию Кирилл Владиславович защитил через три года после окончания филологического факультета КГУ, а докторскую – в 32 года! Её тема – «Проблемы поэтики литературы Сибири: особенности становления и развития региональной литературной традиции». - ред.)

– Преподавательская деятельность никогда не разочаровывала?
– Нет. Она очень тренирует исследователя. В её рамках я уделяю внимание тому, чему бы никогда просто так не уделил. Я никогда не думал, что буду преподавать, к примеру, Антиоха Кантемира. В студенческие времена приходилось, конечно, просматривать по диагонали такие тексты, готовясь к экзаменам. Но истинно и глубоко погрузиться в эти исключительно интересные, но крайне малоизученные фрагменты национальной культуры мне позволил преподавательский процесс.

– Студенты для Вас – взрослые люди или недавние школьники?
– «Интеллектуальных яслей» высшее учебное заведение представлять собой не должно. Вообще требования к студентам, я считаю, должны быть достаточно жёсткими, если заведение заботится о своей репутации.

– Чехов говорил, что ребёнка однажды нужно хорошенько отшлёпать, приговаривая: «Не пиши, не пиши!». По той причине, что труд этот, мягко говоря, не из лёгких. Ваше отношение к тезису.
– Писать надо. Если есть искра – раздувай. Затушить всегда успеешь. Что такое культура, если её утилитарно понимать? Это бесконечный процесс генерирования текстов. Не важно – хороших или плохих. Не все мы сразу «Анну Каренину» выдаём. Но если не будет скромных попыток, то не будет и больших достижений.